|
|
– Д. С. В чем заключается твоя работа
по отслеживанию изделий в производстве?
– В конструкции есть много деталей, которые обходятся вообще без
моего участия. Меня касается только то, что видит потребитель глазами,
слышит ушами и трогает руками. Как щелкает, что куда вставляется,
как это работает: плохо, хорошо? Это мои вопросы.
– Д. С. Щелкает? Но откуда ты еще
и этому научился? Раньше у нас на это вообще никакого внимания не
обращали.
– Надо всего лишь интересоваться и любить то, чем занимаешься.
– Д. С. Вы закупали западные образцы,
резали их?
– Безусловно. Мы переломали их целую кучу. Поучиться есть чему.
Но насчет того, как щелкает – это не из образцов. Это – из обычных
вещей, которые я до сих пор продолжаю ломать дома. Они могут не
иметь никакого отношения к оптике.
– Д. С. За счет чего такой хороший
сбыт вашей продукции на Западе? За счет дешевизны?
– Дешевизна – это, безусловно, показатель номер один. Поэтому наш
ближайший конкурент – китайцы. Так как у аналогичных изделий престижных
марок сразу же нолик к цене прибавляется или два. И тридцать лет
гарантии. А у китайцев – без нуля и без гарантии. Во-вторых, мы
к качеству более серьезно относимся, чем многие из китайцев. У нас
от ОТК все производство стонет. Бракуют из-за самых незначительных
дефектов. Но зато все знают, за что работают: существует обратная
связь с покупателем, и брак всегда имеет точный адрес – что именно
ломается, по какой причине, в каком узле. Все это внимательно отслеживается.
– Д. С. А с охраной авторских прав
проблемы возникают?
– Это страшно смешная тема. Ведь даже если CANON обнаружит, что
какой-нибудь китаец «дует» у него идеи, то CANON сто раз подумает,
возбуждать ли дело. Потому что в девяноста процентах случаев лишь
убытки понесет, оплатит остановку производства, оплатит возможные
издержки, третье, пятое, десятое… А у «БЕЛТЕКС ОПТИК» оборот сравнительно
маленький, так что фирма вообще ничего не получит за свои потерянные
деньги. Так что, можно сказать, это никак не работает.
– Д. С. Ваш директор по образованию
инженер?
– До того, как организовать собственное дело, он был руководителем
участка на заводе. Но это ни о чем не говорит. Есть такая военная
поговорка: сержант должен знать все, что знает сержант и солдат,
старшина – все, что знает старшина и сержант, офицер – все, что
старшина и офицер, генерал… Так вот Ольшевский знает все. Был такой
случай… Однажды БелОМО попросило нашу фирму помочь – не могли разгадать
секрет вот этой резинки (показывает на приборе): как оснастку делать,
как штамповать… В результате мы спроектировали общее изделие: они
изготавливали внутренности, а мы одевали их в свою «одежду». Вылилось
это в несколько поездок на завод Вавилова и переговоры с их инженерным
составом. В одну из первых встреч мы сидели за столом: с одной стороны
Ольшевский и я, с другой – все начальники служб завода. Каждый из
них по очереди задавал свой узкоспециальный вопрос, и Ольшевский
на все отвечал. Потом они у него тихонько поинтересовались: «Что
вы заканчивали?» Так что он, как «полифонист» – знает все. И умеет
все. Даже рисковать. Еще одна его положительная особенность: Ольшевский
считает, что если он специалисту платит, значит доверяет. И прекрасно
понимает, что есть специалисты получше. Он это принимает.
– Д. С. Не бывает ли обвинений в адрес дизайнера, когда товар не
продается?
– Такого не было, чтобы наши изделия не продавались. Ведь они –
дешевые.
– Д. С. Я считаю, что в дешевых изделиях,
у которых в гамме потребительских качеств отсутствуют другие достоинства,
дизайн играет первостепенную роль. Ведь покупатель останавливает
свой выбор на них благодаря именно эстетическим качествам?
– Не хотел этого говорить, но я тоже так думаю! Зайди, например,
в ГУМ, где продают российские бинокли и наши изделия, и ты ответишь
на свой вопрос. В принципе они ничем не отличаются – там стекло,
тут стекло. Там одна марка стекла, тут – такая же. И схемы примерно
одинаковые. А механика у них может и понадежнее, так как большинство
деталей – металлические. Но разительная разница во внешнем виде
выставляет наш товар безоговорочно на первое место.
– Д. С. Возможны в этом классе продукции
такие «прорывы» в области дизайна, которые могли бы поставить изделия
в один ряд с работами Филиппа Старка, других известнейших дизайнеров?
– В принципе, возможно все.
– Д. С. Твой заказчик мог бы дать тебе столько свободы, чтобы ты
попытался…
– Свобода у меня почти полная.
– Д. С. И, тем не менее, ты держишь
себя в каких-то рамках. Это боязнь не угодить заказчику?
– Это не боязнь. Это тонкий расчет на покупателя. Наглядный пример
– вот этот бинокль. По фотографии не заметно, но он очень большой.
И когда мы с Андереем Снежко делали графику (я – от лица заказчика),
он предложил: «Надо надписи мельче делать, и тогда он будет казаться
еще больше». Так и сделали. Реакция была у американцев. Они сказали:
«Strong!» Это означает «большой, крепкий, надежный». Как кувалда.
Это – тоже показатель. По таким мелочам начинаешь понимать, что
нужно заказчику. А вообще, это тоже смешная тема.
Вот, например, когда проектировалась 50-кратная труба «Сибирь»,
заказчик предупреждал: «Мировая практика такова, что изделие живет
на рынке три года, а потом «умирает»и нужно предлагать что-то новое».
А «Сибирь» продается уже около пяти лет и пока остается базовым
для предприятия продуктом. Я думаю, это потому, что у нее абсолютно
«тракторный», вечный дизайн. Ведь все, что делается в мире оптики,
я знаю. Пусть не все живьем, а из проспектов, но самых последних,
видел.
Так вот, наряду с абсолютно футуристическими новинками, которые
предлагают CANON или NIKON, тот самый ZEIS, который дедушка Цейс
нарисовал в пятнадцатом году, до сих пор делается и продается. И
будет продаваться. Скорее наоборот: для чего-то новомодного всегда
существует опасность уйти через год-два вместе с самой модой. И
не следует забывать, что лучшее – враг хорошего.
– Д. С. У вас на фирме полный цикл
производства, или работаете в кооперации?
– Казалось бы – что проще? Нарисуй детали, отдай чертежи, тебе их
сделают, привезут, и ты соберешь. Ничего подобного! Мы чаще всего
получали брак. Поэтому практически все, кроме металлического литья,
вынуждены делать сами, вплоть до чехлов. Все у себя, только у себя.
– Д. С. Какое место в твоей работе
занимает собственно творчество?
– Восемьдесят процентов времени у меня уходит на обычные конструкторские
вопросы, которые к дизайну не имеют никакого отношения, хотя на
производстве много вещей, которые меня не касаются и без меня обходятся.
Но внешний вид это исключительно мой вопрос.
– Д. С. А из каких источников, из
какого класса объектов ты черпаешь идеи при создании внешнего вида
приборов? Ведь оптические изделия достаточно редко встречаются в
нашем предметном окружении.
– Во-первых, по журналам знаю все, что делается «в теме». Так что
«как надо» – планка задана. Все равно больше чем NIKON дизайнерам
точно никто не платит. Поэтому-то все их изделия «уработаны» на
пять с плюсом.
– Д. С. Вам далеко до уровня NIKON?
– У меня такое впечатление, что у них не авторское проектирование,
а отделы работают. И условия работы дизайнера, я думаю, отличаются
от наших. К тому же гением себя я не считаю и четко знаю собственные
возможности. Есть вещи, которые никогда не переплюну и отношусь
к этому спокойно. Просто счастлив, что могу делать более или менее
приличные изделия… А «вдохновение» черпаю в основном из автомобилестроения.
Автомобилестроение – двигатель прогресса, первое, где меняется мода,
где можно проследить тенденцию на десятилетия вперед. Но я не могу
сказать, что при создании вот этого "ночника" придерживался
какого-то из направлений. Разве тут видно хоть одно?
– Д. С. Почему нет? Скажем, в этом
месте – бионические формы, а тут – техно. А насчет изделия для БелОМО…
Получается, вы работаете уже и в режиме дизайн-студии, предлагаете
другим производителям свои разработки.
- Это – пока единственный случай.
– Д. С. Плагиата не боитесь?
– У нас слишком маленькие объемы производства. Это первая причина,
почему не обязательно получать на наши изделия патенты. К тому же
тот потребитель, на которого мы работаем, жаждет узнавания. Для
него важно купить что-то такое, что он уже где-то видел. Вот эта
труба, например, похожа на кучу подобных изделий, которые стоят
на нуль больше. Она заведомо похожа на них.
– Д. С. Ты допускаешь в своей работе
прямое копирование?
– Нет. Хотя есть вещи, как молоток, где невозможно придумать что-то
совершенно новое. Поэтому малые производители, китайцы, например,
старательно дерут формы у больших производителей. Чтобы их продукция
напоминала дорогие «крутые» аналоги, но ее могли покупать малообеспеченные
потребители. С этим ничего не поделаешь. Это – реальные условия,
в которых приходится работать и идти на компромиссы. Меня это, честно
говоря, совсем не обижает.
– Д. С. Из беседы с Ольшевским я понял,
что перед тобой ставится задача все-таки не повторить уже существующее,
а создать что-то уникальное.
– Мы и делаем всегда абсолютно новое. Трубе «Сибирь» аналога нет
нигде в мире. Форма этого «ночника» ничего не копирует. Правда,
сделать эксклюзивной формы бинокль намного сложнее. Особенно если
пытаешься остаться «в классе». Есть у нас и другие разработки, которые
никогда не повторялись. Вот, например, эта резинка. Заказчик увидел
где-то ручной упор для зрительной трубы с тыльником. пяткой, упирающейся
в плечо, и попросил сделать такой же. Я поиграл с этим штативом…
Оказалось, что он крайне неудобен: рука все равно остается на весу
и дрожит. Но я нашел, что можно сделать вот такую штуку, которая
надевается на ножки треноги и упирается в сгиб руки, прижатой к
туловищу. Оказывается, это гораздо удобнее. Я могу, не уставая,
стоять так довольно долго, скажем, минут пятнадцать. Дрожание меньше,
а это очень важно для нашей оптики из-за большой ее кратности. Так
вот этой штуке аналогов в мире нет. Вещь совершенно эксклюзивная,
которую пока точно никто не делает. Вот еще безаналоговая штука:
никто не сращивал «подслушку» с «ночником», хотя идея вроде как
лежит на поверхности.
– Д. С. Для какого класса потребителей изготавливается такая продукция?
Для частных детективных агентств?
– Для кого угодно: иди и покупай. Дело в том, что когда мы начинали
разрабатывать тему «ночников», то побаивались, думая, что это –
спецтехника. А оказалось все просто: если твой прибор внешне имитирует
другой предмет, например, пачку сигарет, то это – спецтехника. А
если сущность прибора не скрывается, то это не спецтехника.
– Д. С. На вашем предприятии существует социальная программа для
работников фирмы?
– Подарки к новому году давали (смеется). А если серьезно, то руководство
действительно заботится о работниках. Например, несколько лет назад,
когда все только начиналось, фирма очень успешно работала все лето
– шли большие продажи. А наступила зима, и – полный завал. Все три
зимних месяца выпуска не было вообще, так как предприятие работает
без складов, только под конкретный заказ. Поначалу просто за голову
хватались. А оказалось, что это всего-навсего особенности рынка:
зимой оптику никто не покупает. Теперь это учитывают и материально
поддерживают работников, даже когда работы нет.
– Д. С. Процесс проектирования идет
стандартными методами? Вначале ты рисуешь, потом лепишь в пластилине,
затем все это обсчитывается, выращивается в стереолитографии… Но
все равно многое делается руками, проверяется на ощупь. А современные
трехмерные программы компьютерные являются мощным подспорьем?
– Без них вот эту шутку, например, не сделаешь. Есть вещи, которые
легко и так получаются, а есть такие, которые необходимо просчитывать
в трехмерных программах. Это не подспорье, а необходимый инструмент.
Причем он необходим только для обсчета корпусных моих деталей. Вот
в этом изделии порядка ста шестидесяти деталей. К моменту выпуска
корпуса все они уже лежат на складах, готовые к сборке – отпечатанные,
отпрессованные, покрашенные.
– Д. С. Олег, раньше ты делал копии
арбалетов. Продолжаешь заниматься этим сейчас?
– Никаких арбалетов я не делал уже более четырех лет. Хотя с теми,
что изготовил когда-то, ребята из рыцарских клубов до сих пор ездят
по заграницам, выступают на турнирах и фестивалях. А вот на разработку
интерьеров времени хватает. В соавторстве с Тамарой Голубевой клуб
«Тоннель» проектировал, китайский ресторан «Золотой лотос»… А к
арбалетам я еще вернусь.
Текст: Александр Островцов
|
